«Они выглядят как гробы», – тихо говорит Оуэн.
Я всматриваюсь еще пристальнее. В боксах я вижу… лица.
Тела.
Лысые головы и обнаженные тела, десятки тел, их моторчики горят мягким огнем под голой прозрачной кожей. «Что это за место?» – шепчу я, наблюдая, как лаборанты переходят от одного бокса к другому, с клавиатурами в руках, тщательно контролируя сон каждой девочки.
Не сон.
Отдых.
«Инкубатор, – отвечает Оуэн. – Пойдем. Нам нужно идти».
Но я не могу двинуться с места. Мои глаза прикованы к окну. Я сканирую их, одну за другой, и страх все больше сковывает мое дыхание. Их лица разные, и в тоже время… одинаковые.
Я вижу Нию.
Я вижу Еву.
Я вижу Каю.
Я вижу себя.
Я хочу бежать, но не могу пошевелить ногами. Я хочу дышать, но мои легкие не впускают воздух. Мои глаза. Мой рот. Мой нос. Мое лицо. Никогда в жизни я не видела ничего более ужасного. Десятки меня, лежащие в ряд, как куклы на фабричном конвейере.
И тут я понимаю.
Это и есть фабрика.
Внезапно мои сенсоры переключаются в режим полной готовности к максимальной опасности. Я слышу жужжание и звуковые сигналы машин, измеряющих активность нейронных импульсов. Я ощущаю запах инфразвуковых вентиляторов. Я вижу приглушенное свечение пульсоксиметров, словно светлячки, вспыхивающие в темноте.
Я поворачиваюсь к Оуэну. «Меня тоже сделали здесь. Правда?»
Он молча кивает.
«Я помню, ты говорил, что программа Волшебниц была приостановлена».
«Была».
«А это тогда кто?»
«Это – опытные экземпляры, – отвечает Оуэн. – Следующее поколение».
«Но почему их так много? – спрашиваю я. – Сколько Ан может понадобиться парку?»
Оуэн хмурится. «Их делают не для парка, Ана, – тихо говорит он. – Это часть программы HFP».
Я разворачиваюсь к нему лицом. «Что такое HFP?»
Оуэн глубоко вздыхает. «Home Fantasist Program – Программа «Волшебница для дома». Выяснилось, что их корпоративная идеология долгосрочного развития программы предполагала, что в каждом доме Америки будет такая, как ты. Может быть, даже в каждом доме мира».
«Ты знал. Ты знал и никогда не говорил мне».
«Я не знал. Я узнал об этом только тогда, когда покинул парк, клянусь тебе, Ана. Это держалось в строжайшем секрете, но кто-то слил информацию СМИ, и поэтому я узнал. Четырнадцать месяцев болтаться без дела, притворяясь умершим, – то еще удовольствие, – говорит он, слегка улыбаясь. – От моего загара не осталось и следа».
Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но чувствую, что не могу; у меня кровь стынет в жилах. Впервые в жизни я почувствовала острые микроскопические металлические осколки, движущиеся по венам. Я чувствую, как они горят, замерзают, твердеют под кожей. Но как такое возможно? До шлюза еще несколько миль. Мы за пределами шлюза. Неужели мое тело сдает? Мой центральный процессор отказывает? Я растираю руки, морщась от ощущения собственного прикосновения, но все равно не могу заставить себя отвернуться.
Мои сестры.
Все они – мои сестры.
Это – грех, осознаю я. Грех, вот почему мое тело бунтует.
«Ана, все в порядке. Они отложили реализацию этой программы на неопределенный срок. Сказали, слишком много обязательств».
Обязательств. Таких как я. Таких как Ния.
И тут, наконец-то, я все понимаю. То, что сделала Ния и почему.
«Они не имеют права назначать за нас цену, Ана!» — крикнула Ева за секунды до того, как пронесся по рельсам поезд, это были ее последние слова. Ния знала об этом. Она знала об этом и поэтому умерла.
Она утопила девочку – попыталась утопить – чтобы показать, что мы опасны. Чтобы показать, на что мы способны.
Закончить программу.
Спасти остальных.
«Оуэн, – шепчу я. – Ния знала. Она знала. И она рассказала Еве».
Но это ничего не говорит о том, откуда она это узнала.
Я терзаю свою память, сканируя каждый ее уголок, пытаясь найти хоть что-то, что угодно, что могла рассказать мне Ния об этой программе «Волшебница для дома», но поиск ничего не дает. И вдруг, словно птичка промелькнула в листве, я вспоминаю кое-что такое, о чем давно успела позабыть.
Вещь, которую Ния прятала все те долгие недели, пока ее не было.
«Открытка, – шепчу я. – Открытка на День святого Валентина, которую она оставила под своей кроватью». Через несколько секунд я нахожу это в памяти. Красная малиновка, сидящая на зеленом цветущем сердечке. И крошечный золотой шарм – русалка, ее блестящие длинные волосы распадаются свободными волнами.
Дорогая Ния!
Ты была очень милой в нашем доме.
Надеемся, тебе понравится этот шарм для твоего браслета.
С Днем святого Валентина,
Голдс
Сэм, Марго, Эллиот и…
Потрясенная, я оборачиваюсь к Оуэну. «Это же та маленькая девочка».
«Какая девочка? – недовольно хмурится он. – Не знаю, о ком ты говоришь».
Голдс.
Сэм, Марго, Эллиот и Клара.
«Та, которая была на чайной вечеринке, – отвечаю я, еле дыша. – Та, которая сказала мне, что Ния на-учила ее нашему секретному языку. Он пахла клубникой и ромашкой. Она – та самая Клара с открытки – я знаю, что это она, и это ее семья подарила Ние шарм для браслета! – Я обхватываю голову руками, к моим чувствам примешивается еще одно, которое я не могу сразу определить. – Что, если… возможно ли… может ли быть так, что Ния жила в семье Клары все то время, пока отсутствовала?»
Мгновенно в груди возникает дикое подавленное щемящее ощущение, словно мои легкие наполнились статическим электричеством. «Прошлой зимой ее не было шесть недель. Что, если все это время она жила с той семьей, а не была у Супервизоров? – я делаю резкий вдох. – Что, если именно Нию тестировали для проекта «Волшебница для дома»?»
Оуэн смотрит на меня широко раскрытыми глазами. «Правда?»
Внезапно меня начинает трясти. Все складывается. Все обретает смысл. Но все равно… недостает еще одного кусочка пазла. Есть еще одна недостающая связь. Я возвращаюсь мыслями к Кларе и потом – к мужчине, который увел ее с послеобеденного чая в гостиной «Роза шиповника».
Ее отец.
Может ли его имя быть… Сэм Голд?
Через мгновение я уже сканирую сеть в поисках его имени – просматриваю каждую страницу, которая может помочь лучше понять. Но, как только я чувствую, что начинаю подбираться к сути… словно кто-то по ту сторону Зеленого Света нашептывает мне ответ… как сразу выдается сообщение о том, что поиск не дал результатов.
